Общая картина жизни варваров в эпоху Великого Переселения Народов

В эпоху великого переселения народов глазам римлян явилось то зрелище, какое могут нам теперь представить дикари со всем разнообразием, оригинальностью их жизни и свирепостью обычаев: Рим сначала постепенно, а потом вдруг увидел, в самом сердце и провинциях своей империи, малорослых, худощавых и смуглых людей, или исполинов с зеленоватыми глазами, русыми волосами, омытыми в известковой воде, намазанными горьким маслом или посыпанными ясеневым пеплом; одни – нагие, украшенные ожерельями, железными кольцами, золотыми браслетами; другие – покрыты кожами, броней, в широких шароварах, узких и пестрых туниках; на головах у иных шлемы, сделанные наподобие пасти диких зверей; другие – с бритым подбородком и затылком или с длинной бородой и усами. Одни, пешие, размахивали палицами, дубинами, молотами, копьем, с одним и двумя крючками, обоюдоострыми секирами, пращами, стрелами с костяным наконечником, веревочными и кожаными арканами, длинными и короткими мечами; другие – на рослых боевых конях, покрытых железными бляхами, или на уродливых и тощих, но быстрых, как орел, лошаденках. На ровном месте эти люди сражались врассыпную, или образовывали угол, или бросались густой толпой; в лесах они влезали на деревья, предмет их поклонения, и сражались, восседая, так сказать, на плечах и на руках своих богов. Целые тома едва вместили бы в себе описание нравов и обычаев стольких народов.

Агатирсы , как и пикты, раскрашивали тело и волосы голубой краской; у людей низшего класса пятна были невелики и редки; у знатных они были крупнее и ближе одно от другого.

Аланы не занимались земледелием; они питались молоком и мясом животных; странствовали в своих деревянных повозках из степи в степь. Когда их животные поедали всю траву на лугах, они укладывали свой город на повозки и раскидывали его на другом месте. Место, на котором они останавливались, становилось их отечеством. Аланы были высокого роста и красивы; имели почти светло-русые волосы, взгляд страшный и вместе приятный. Рабство у них было неизвестно; они все были детьми свободы.

Готы , как и аланы, скандинавского происхождения, имели с ними сходство; но они менее переняли обычаев у славян, и были более расположены к воспринятию цивилизации. Сидоний Аполлинарий описывает совет готских старейшин: «Следуя древнему обычаю, их старцы сошлись при восходе солнца; лед их возраста скрывал под собой пламя юношей. Нельзя смотреть без отвращения на холстину, покрывающую их тощее тело; кожи, которыми они одеты, едва спускаются ниже колен. Они носят башмаки из лошадиной кожи, которые простым узлом привязываются посредине ноги, большая часть которой остается открытой». И для чего собрались эти готы? Для того, чтобы выразить негодование по случаю взятия Рима вандалами и избрать римского императора!

Сарацины , также как и аланы, были номады: сидя на своем верблюде, они бродили по бесконечным пустыням, переменяя каждую минуту небо и землю; вся жизнь их была постоянным бегством.

Гунны были страшны даже самим варварам: они с отвращением смотрели на этих всадников с толстой шеей, изрезанными щеками, смуглым, плоским и безбородым лицом, с головой в виде шара из костей и мяса, и глазами, которые скорее можно было назвать щелями, чем глазами; с крикливым голосом и дикими телодвижениями. Римлянам говорили о них, как о животных, ходящих на двух ногах, и сравнивали с теми уродливыми изображениями, которые в древности ставились на мостах. Им приписывали происхождение, оправдывающее ужас, который они внушали: их считали потомками каких-то волшебниц, называемых Aliorumna, которые, после изгнания их из общества готским королем Фелимером, в пустынях соединились браком с демонами.

Отличные во всем от прочих людей гунны не употребляли огня при изготовлении кушаний. Они питались дикими травами, полусырым мясом, размягченным под сиденьем или согретым между седлом и спиной лошади. Их туники из крашеной холстины и шкурок полевых крыс завязывались около шеи и снимались только тогда, как изнашивались дотла. На голову надевались круглые кожаные шапки, а мохнатые ноги обертывались в козий мех. Можно было подумать, что они были пригвождены к лошадям, малорослым и безобразным, но неутомимым. Часто они садились на них боком, как женщины; сидя верхом, они толковали о делах, рассуждали, продавали, покупали, пили, ели, спали на узкой шее своего бегуна и созерцали в глубоком сне всевозможные сновидения.

Без определенного жилища, без очага, без закона и домашних привычек, гунны блуждали в своих повозках, служивших им жилищами. В этих подвижных шалашах жены изготовляли им одежды, рожали, кормили грудью своих детей до отроческого возраста. Никто среди этих племен не мог сказать, откуда он родом, потому что он мог быть зачат далеко от того места, где рожден, а воспитываем еще далее. Такой образ жизни в подвижных повозках был в употреблении у многих народов, и особенно у франков . Император Майориан однажды напал на часть этого племени: «На соседнем холме раздавались звуки брачного пиршества; неприятели праздновали свадьбу одного белокурого юноши, танцуя по образцу скифов. После поражения франков римляне нашли в лагере все приготовления, сделанные для праздника этих номадов: котлы, яства, угощения и благоухавшие венки цветов... Победитель захватил и повозку невесты» (Сидон. Аполлин., в панегирике Майориану).

Сидоний был замечательным свидетелем нравов варваров, вторжение которых совершилось на его глазах. «Я, — говорит он, — среди длинноволосых людей принужден слушать язык германца, рукоплескать песне пьяного бургунда с волосами, густо намазанными прогорклым маслом... Счастливы ваши глаза, счастливы уши, ничего подобного не видящие и не слышащие! Счастлив ваш нос, не обоняющий десять раз в утро заражающий запах чеснока и лука!» Не все варвары, однако, были так грубы. Франки, перемешанные издавна с римлянами, переняли от них кое-что в опрятности и манерах. «Молодой предводитель шел пешком, окруженный своими; его одежда из пурпура и белого шелка была украшена золотом; его волосы и цвет лица сияли подобно его убранству. Его товарищи (reguli et socii comitantes) были обуты в звериные кожи, вверх мехом; икры и колена оставались голы; пестрые верхние одежды этих воинов подымались высоко, охватывали бедра и едва опускались до подколенок; рукава не достигали локтей. Под этим первым платьем виднелась тога, зеленого цвета с красной опушкой, потом плащ, подбитый мехом и поддерживаемый застежкой. Мечи их висели на узком поясе; оружие служило для них как украшением, так и защитой: в правой руке у них было копье с двумя крючками или короткие топоры для метания; левая рука была защищаема щитом с посеребренными краями и позолоченной выпуклостью». Сид. Аполлин., т. I, кн. 4, письмо XX, к Домицию.

Сидоний приезжает в Бордо и около Эврика, короля визиготов, находит различных варваров, взятых в плен. «Здесь встречается и саксонец с голубыми глазами: привыкший к морю, он робок на земле. Там старый сикамбр; победитель обстриг ему затылок и он откидывает назад вновь вырастающие волосы на его толстой шее. Далее бродит герул с зеленоватыми щеками, житель берегов отдаленного океана, с растениями которого он может поспорить в цвете; здесь и бургунд, в семь футов ростом, на коленях выпрашивает мир». Сид. Аполлин., т. II, кн. 8, письмо IX. Общий всем варварам обычай состоял в том, что они пили брагу, воду, молоко и вино из черепа неприятеля. Одержав победу, они прибегали к всевозможным жестокостям; головами римлян они окружили лагерь Вара, а центурионы были зарезаны на жертвенниках, воздвигнутых богу войны. В случае поражения они обращали ярость против самих себя. Сподвижники первого вторжения кимвров, которых рассеял Марий, были найдены на поле сражения связанными друг с другом: они хотели сделать невозможным бегство и неизбежно погибнуть. Их жены вооружились мечами и копьями: воя, скрежеща зубами от бешенства и отчаяния, они били и кимвров, и римлян: первых как трусов, вторых как неприятелей; в пылу битвы они схватывали голыми руками острые мечи римских воинов, вырывали у них щиты и заставляли убивать себя. Видели, как они, окровавленные, с распущенными волосами, в черных одеждах, входили в повозки с тем, чтобы избить своих мужей, братьев, отцов, сыновей, задушить новорожденных, бросив их под ноги лошадям, и в заключение заколоть себя. Одна из них повесилась на дышле телеги, привязав предварительно за горло двух своих детей к каждой ноге. Из-за отсутствия дерева для совершения подобной казни побежденный кимвр надевал себе на шею веревочную петлю и привязывал конец веревки к ногам или рогам быка; обращая себя таким образом в плуг особенного рода, он гнал животное рожном и удавливался.

Такие жестокие нравы встречаются у варваров V в. Их воинский крик заставлял сильнее биться сердца самых неустрашимых римлян: германцы испускали этот крик, приставляя край щита к губам. Звук готского рога был всем известен. При сходстве и различии в обычаях, эти народы имели каждый ему только свойственный характер: «Готы – бесстыдны, лукавы, но целомудренны,– говорит Сальвиан,– аланы – откровенны, франки – лживы, но гостеприимны; саксы – жестоки, но враги чувственных наслаждений» Сальв. De gubernat. Dei, кн. VII. . Тот же автор хвалит также скромность готов и особенно вандалов. Тойфалы, племя, обитавшее в Дакии, страдали противоположным пороком Амм. Марцелл., кн. XXXI, 9. . Гунны, вероломно нарушавшие