Практически все историки сходятся на том, что это было последнее время Средневековья. Разумеется, никакой резкой границы не существовало; конец эпохи символизировали следующие события (главным образом, военного плана): падение Константинополя, окончание Столетней войны, окончание войны Алой и Белой розы и вторжение Карла VIII в Италию.

Ни одна страна или военный лидер претендовать на безусловное мировое превосходство не могли. Тем не менее следует упомянуть несколько грамотных военачальников: английского короля Генриха V, чеха Яна Жижку, венгерского короля Яноша Хуньяди, а также султанов османских турок Мурада II и Мухаммеда II. Жанна д’Арк военачальницей, по сути, не была и, не считая осознания важности морального фактора, в военном деле совершенно не разбиралась.

На все события этого ряда кардинально повлияло широкое использование огнестрельного оружия (войны Алой и Белой розы это касается в меньшей степени). Рост эффективности его применения явился основополагающим фактором всей военной истории XV века; впрочем, заслуживают упоминания и два других: повторное явление на европейскую сцену — после более чем тысячелетнего отсутствия — военного профессионализма, а также возрастание значения пехоты. К концу периода именно эти три фактора обусловили зарождение тактической концепции координированного применения кавалерии, пехоты и артиллерии.

Возврат к профессионализму можно проиллюстрировать хотя бы тем, что возобновилось теоретическое изучение основ военного дела, почти совершенно вышедшее из обихода со времен Вегеция. Достаточно упомянуть, например, трактаты Кристины Пизанской о войне и рыцарстве.

Главным военно-политическим событием описываемого периода было окончательное крушение дряхлой Византии под напором сил воспрянувшего ислама; мусульманам открылся путь в Южную и Восточную Европу. Но в течение века брешь эту прикрывали венгерские потомки мадьяр.

Пика своего развития доспехи достигли как раз в тот момент, когда три ведущие тактико-технические тенденции периода обусловили полное их моральное устаревание. Доспехи продолжали тяжелеть, и это делало рыцаря, или тяжелого конника, еще неповоротливее; при этом даже во второй половине века самая закаленная броня лучших немецких или итальянских оружейников не могла послужить защитой против огнестрельного оружия пехоты. Не говоря о том, что в такой ситуации рыцарю, и без того не слишком поворотливому, необходима была как раз бо́льшая, а не меньшая подвижность — как для эффективной борьбы с пехотой противника, становившейся опаснее и опаснее, так и для взаимодействия с собственной пехотой.

В результате, к концу века доспехи из гнутого листового железа стали скорее символом престижа, нежели средством реальной защиты. Вообще все происходящее с ними может послужить самым красноречивым примером путаницы, какая только способна царить в военном деле. С одной стороны, доспехи утяжеляли — в тщетной попытке выработать защиту от ручного огнестрельного оружия; с другой же стороны, подходившие к делу реалистично конники всячески старались увеличить свою подвижность, всеми способами облегчали доспехи или вовсе обходились без них. Полированные листы закаленной стали гнули таким образом, чтоб увеличить вероятность рикошета, и в то же время (иногда буквально на тех же самых доспехах) чеканились или гравировались вычурные узоры, снижавшие как прочностные характеристики, так и рикошетирующие свойства.

В XV столетии сплошные доспехи достигают своего полного развития, и нет лучшего и более обдуманного вооружения, чем то, которое носят французские жандармы короля Карла VII. По нему можно составить себе верное представление о вооружении начальника рот, организованных Карлом VII в 1439 и 1445 годах и существовавших до конца царствования Людовика XIII.

Наголовье доспеха состоит из шлема-салада, у которого конец тульи переходит в длинный назатыльник, а предличник, привинченный на верху латного нагрудника, защищает низ лица, верхнюю часть которого покрывает неподвижное забрало, имеющее на высоте глаз поперечное отверстие для зрения. Плечи защищены наплечниками из наложенных одна на другую блях, которые соединяются с налокотником. Щитки плеч опущены к нагруднику и защищают подмышки, покрытые, кроме того, кольчатой сетью. Сопротивление латного нагрудника усиливается нижним утолщением, называемым панцирем. Набрюшник и набедренники в форме черепицы спускаются на живот и бедра; кроме того, для защиты бедра нередко имеются еще второстепенные доспехи, называемые боковиками, а большое крестцовое прикрытие, расширяющееся здесь в форме павлиньего хвоста, покрывает сиденье и составляет продолжение спины лат, которое также часто снабжено утолщением, соответствующим утолщению нагрудника. Налядвенники дополняют защиту бедер, покрытых, кроме того, около таза кольчужной юбкой; наколенники с большими ушками снабжены двумя верхними пластинками при соединении с налядвенниками и двумя нижними — при соединении с поножами, вследствие чего получается большая гибкость в суставах. Поножи имеют шалнеры на внешней и застежки на внутренней стороне и состоят из наголенника и наикринника. Обувь имеет здесь ту остроконечную форму с длинным острием, против которой гремели с конца XIV века королевские эдикты и папские буллы и которая была уничтожена только Карлом VIII. Локти защищены большими налокотниками, а самая рука от локтя до кисти покрыта внизу продолжением латных рукавиц.

Круглый щиток копья защищает всю правую сторону воина, когда он нападает на неприятеля. Направляя удар, воин садится на высокую лопатку задней луки седла, вытягивает ноги вперед, упираясь в стремена, нагибается к шее лошади, выставляя вперед правое плечо, почему лошадь и должна идти галопом с правой ноги.

Шпоры имеют широкие колесца с отставленными лучами; длинные стержни, поднятые к колесцу, дают возможность шпорить лошадь под боковыми прикрытиями. Когда жандарм хочет сойти с лошади, то оруженосец освобождает его от острий башмака, прикрепленных на вращающейся пуговице, и отстегивает штрипки шпор.

Лошадь покрыта немецкой броней той же эпохи, т.е. второй половины XV века. Броня украшена бороздками. Латы крестца образуют большую попону, покрывающую весь зад лошади до почек, защищенных большими пластинками боевого седла, откуда идут крепкие железные прутья, держащие лопатку луки. Боковые прикрытия покрывают с обеих сторон бока лошади и соединяются с латами груди, расположенными скошенным полукругом, чтобы не стеснять коня. Шея покрыта сверху латами, состоящими из дугообразных накладок, прикрепленных на кольчугу, покрывающую всю шею. Наглавник с неполными наушниками образует защиту для глаз; ноздри покрыты поднятыми в виде раковины пластинками. Граненые шишечки мундштука сделаны из стали; поводья, находясь в зависимости от длинных ремней мундштука a connetable, покрыты полосками; поводья состоят из ремней. Спереди шеи кольчуга неплотно прилегает к телу и спускается на латы груди; вероятно, в военное время эти части соединялись более прочно. Очень прочная кольчуга состоит из звеньев и колец, нарезанных резцом, что образует ткань чрезвычайной прочности.

Доспех этот, хорошо облегающий стан, довольно легок и весит не более 50 фунтов, что, распределяясь на всю поверхность тела, не представляет особенной тяжести. Поэтому конные латники часто спешивались, как это было, например, в знаменитом сражении при Сен-Жан-де-ла Бирз (1444 г.), когда несколько спешившихся рыцарей ворвались на кладбище, на котором скрылись швейцарцы, успевшие ускользнуть от атаки конных латников.

Конные стрелки из лука были вооружены несколько легче. Их шлем не имел предличного закрытия, латы представляют собою бригантину, руки и ноги совершенно покрыты железом; кроме того, стан защищен кольчугой, виднеющейся на латном нашейнике (gorgrein), наверху рукавов и на животе.

Бригантина представляет собою корсаж, образующийся из железных или стальных блях, наложенных друг на друга, подобно черепице, и закрепленных на одежде из материи или кожи. Этот корсаж покрывался бархатом и шелком, на котором выступают позолоченные и часто вычеканенные головки заклепок. Внутри корсаж делался из материи или кожи и иногда также имел металлические пластинки, скрепленные заклепками; эта внутренняя оправа покрывалась тканью или мягкой кожей.

Когда бригантины достигли известной степени совершенства, то их стали носить и известные лица. Причина такого распространения заключается в том, что они могут служить вместе латами и военным платьем, заменяя в то же время верхнее платье, украшенное гербом, по которому можно было узнать в бою каждого. Кроме того, бригантина имела еще то преимущество, что обходилась дешевле белого доспеха, т.е. доспеха, делавшегося целиком из железа; поэтому рыцари часто довольствовались ею.

Когда сражались пешком, то вооружались не так сильно, во время же приступов особенно защищали голову и плечи.

Наголовья становятся чрезвычайно разнообразными. Продолжает еще носиться невысокий шлем конической формы — сервильэр (cerveleere), но большее распространение получает железный шапель (chapel de fer или chapeau de Montauban) с круглым верхом и плоскими и длинными боками, придающими ему вид колокола; затем является шлем (heaume) — который, хотя и делается не таким широким, но получает громадные размеры из-за помещаемого на его вершине нашлемника из картона, резного дерева, раскрашенного и золоченого, изображающего какую-нибудь грозную фигуру или рога, и от которого ниспадает длинное покрывало — шлемовой намет, также часто разрисованный геральдическими фигурами. Были наголовья и других форм:

Лучшие шлемы (heaumes) изготовлялись в Павии, а бацинеты — в Милане.

В XV веке шапель был заменен (особенно во Франции) шлемом, называвшимся саладом (salade), который составляет характерный головной доспех XV века и появляется в начале этого столетия. Его закругленная тулья образует назатыльник, окаймленный выпуклым бортиком, идущим вокруг всей каски. На верху тульи проходит невысокий гребень.

У немецкого салада назатыльник стремится уже к образованию длинного характерного хвоста; спереди в тулье проходит поперечное отверстие для глаз; нос защищается выгнутым выступом, который образуется тульей, расширяющейся в виде колокола. Если шлем надеть не глубоко, то воин может видеть из-под неподвижного личника; если же во время битвы он захочет закрыть свое лицо, то для зрения ему останется поперечное отверстие. Подобный же салад употреблялся французскими конными стрелками из лука.

Впоследствии стали делать салады с подвижным забралом, которое опускалось и поднималось по желанию. Конные воины защищали лицо бавиером (baviere), или предличным закрытием.

Головной доспех пехотинцев состоял из легких саладов и барбютов. Головной доспех, соответствовавший бригантине, был сервильэр; он также делается из железных блях, скрепленных заклепками и находящих друг на друга; нижний ряд прямоугольных пластинок составляет первый круг, за которым следует круг из закругленных чешуйчатых пластинок; третий круг состоит из продольных пластинок; верхний кружок не пристает плотно к выпуклости тульи, посередине которой он прикрепляется. Эти железные основы подобно бригантине покрывались материей.

Немцы носили салад, особенно при бое на копьях. Салады эти имели форму колокола с поднятыми краями и надевались очень глубоко на голову; для зрения имелось отверстие. Пехотинцы в конце XV века носили уже не такие глубокие салады.

В конце XV века появляется новый головной доспех — армэ (armet), который не имеет нашейника, но в желобок, находящийся в выпуклом бортике, окаймляющем весь доспех, входит нашейник доспеха, защищающий шею и надевающийся под латы. Нашейник состоит, обыкновенно, из находящих одна на другую блях.

Когда воину нужно было надеть свои доспехи, то делалось это в следующем порядке: прежде всего ему одевали ноги, затем прикрепляли налядвенники, снабженные в своей верхней оправе петлями, через которые пропускались крепкие ремни, соединяющиеся с поясом, затем надевались набедренники, поножи, затем нашейник; после всего надевались латы и, наконец, щитки плеч; последние прикреплялись кожаными ремнями, входившими в состав нижнего платья и проходившими через отверстие в нагруднике или через ремень.

Железные доспехи, ковавшиеся холодным путем и отличавшиеся необыкновенной твердостью, благодаря совершенству кузнечного мастерства, могли защитить против метательного и белого оружия; что же касается до стрелков из лука и самострела, то они были крайне опасны, потому что, благодаря своей ловкости, убивали человека на расстоянии 200 шагов, если он не был вполне хорошо вооружен, и тяжелые стрелы портили доспехи, наносили ранения, несмотря на их железный панцирь.

С XIV столетия пехотинцы, главным образом стрелки из арбалета, оказались вынужденными увеличить средства самозащиты, и для этой цели вводится большой, в рост человека, деревянный, крытый кожею щит — павуа (pavois, setzschild). На щите этом рисовались разные эмблемы, сопровождаемые надписями частью религиозного, а частью — кабалистического значения. Форма таких «неподвижных щитов» — обыкновенно параллелограмм с закругленной оконечностью, а иногда и вершиной. Часто они имели вырезы для зрения и железные острия для утверждения в земле.

Почти одновременно с неподвижными щитами явились и несколько меньшие по величине, четырехугольной формы ручные тарчи (petit pavois, handtartsche), употреблявшиеся обыкновенно атакующими.

Вошел в употребление и грудной тарч (brusttartsche), занесенный в Венгрию с Востока и переданный последней и другим странам Запада, почему его иногда называют венгерским тарчем. Тарчи эти почти всегда деревянные, крытые кожей, с выемкой в правой стороне для помещения копья. Они носились на шее, закрывая всю грудь, что и послужило к названию их. Грудные тарчи употреблялись преимущественно венгерской и польской конницей.

Одновременно с этими щитами употреблялся и кулачный щит, или боче (faustschild, boce, rondelle de poing). Щит этот появился еще в VIII веке из Византии и продержался до конца XVI столетия. Он был круглой формы, диаметром около 30 см, не считая каймы. Несколько отступая от последней, помещен железный обруч, насаженный на крепких гвоздевидных остриях. Так как такой щит служил главным образом для парирования при бое белым оружием, то обруч предназначался для полома острия копья или клинка меча. Иногда на щите было несколько подобных обручей. В центре щита находилось сильно выдающееся навершие. С внутренней стороны помещена дужка для управления щитом, а вверху имелся длинный крючок, с помощью которого щит пристегивался к перевязи щита, на которой носился.

В XV столетии щит павуа получает очень большие размеры; его средняя высота достигает 4 футов, так что воин может скрыться за ним полностью. Во время похода стрелок из арбалета носит при себе все свое тяжелое вооружение: большой щит на поясе, колчан из свиной кожи, в котором помещались стрелы, снаряд для натягивания самострела, меч на портупее и самострел. Доспех этих воинов состоял из бригантины, стеганой фуфайки и кольчуги; голова покрывалась саладом, а на ногах были кожаные штаны, иногда штиблеты (гамаши), соединявшиеся с крепкими башмаками. Пешие стрелки из лука добавляют к нему оружие с древком, называвшееся совной (vouge), или вужом; они не имеют большого щита стрелков из арбалета.

Определенный прогресс в строительстве укреплений был налицо. Стали широко применяться каменные навесные бойницы — взамен деревянных (а значит, и легковоспламеняемых) галерей; это позволяло защитникам замка или города обстреливать осаждавших, а также во время штурма скидывать камни и лить кипящее масло с относительно защищенных позиций.

К середине века широкое использование ручного огнестрельного оружия и артиллерии при осадах значительно сказалось на конструкции крепостей и тактике осадных операций — особенно во Франции. Ручное огнестрельное оружие широко применяли как осаждающие, так и осаждаемые — поскольку наличие стен или полевых укреплений позволяло стрелкам перезаряжать оружие в относительной безопасности, а медленный темп огня являлся не таким значительным недостатком, как на поле боя.

Реконструкция замков или укрепленных городов производилась, в первую очередь, с поправкой на применение артиллерии. Чаще всего на нижних этажах башен делались орудийные бойницы, а на верхних оборудовались огневые позиции для более легких пушек, установленных на вращающихся турелях. Чтобы стены были не так уязвимы для орудийного огня, их утолщали у основания, а на некотором расстоянии от главных стен возводились внешние укрепления, где защитники во время осады размещали пушки и другое огнестрельное оружие. Модификации эти не относились к общепринятым и, кроме Франции с Италией, встречались редко. После победы при Кастийонан-Кусеране французы осаждали Бордо (причем мощнейшим артиллерийским подразделением командовал сам Жан Бюро) больше десяти недель (с конца июля по 19 октября 1453 г.), — тогда как великая турецкая осада Константинополя длилась всего 55 дней, благодаря как мощи турецкой артиллерии, так и недостаточной готовности византийцев применять при обороне столицы пушки и ручное стрелковое оружие.

Совершенствование артиллерии в XV веке оказывает существенное влияние на фортификационные формы: взаимодействие фортификации и артиллерии начинает выявляться особенно рельефно.

Первое влияние усовершенствованной гладкостенной артиллерии сказывается на профиле крепостных оград: пришлось отказаться от брустверной стенки, а следовательно, и от обороны подошвы стены при помощи навесных бойниц; саму стену утолстили, сделав ее таким образом более прочной, верхнюю ее часть для отражения попадающих снарядов закруглили, а нижнюю укрыли отрывкой более глубокого и широкого рва, выбрасывая избыток земли за контрэскарп (начало гласиса); последний стали потом одевать каменной стенкой с подпорами (контрфорсами), обращенными к неприятелю. С внутренней стороны стены стали устраивать для пехоты каменные банкеты со ступенями, а для артиллерии присыпать земляную насыпь валганг (от немецкого слова walgang, т.е. ход по валу), а в каменном бруствере выделывать разнообразной формы амбразуры. Так появился профиль крепостной ограды.

Уничтожение в каменных стенах брустверной стенки и машикулей лишило преграду обороны сверху и вызвало необходимость замены ее продольной (фланковой) обороной. Для этого пришлось прежние башни так видоизменить, чтобы они могли выполнять роль фланкирующих построек, т.е. пришлось им придавать полукруглую форму, делать с большим выступом вперед и с открытой горжей. Такие постройки получили название ронделей (от слова rond — круглый). Рондели делали насыпными или же с двориком, причем они возвышались над остальной стеной ограды, но не намного, чтобы не представлять значительной цели. В ронделях иногда располагали помещения для орудий — казематы (слово каземат происходит от латинского слова casaarmata, т.е. «домик вооруженный»). Иногда ронделями окружали уже существующие башни.

Проводником всех этих новых идей был германский инженер Альбрехт Дюрер (1471– 1528 гг.). Предложения Дюрера были слишком грандиозны, требовали огромных расходов, а потому никогда не были осуществлены в полном объеме, но идеи, положенные в основание этих предложений, были настолько здравы, что даже и 100 и более лет спустя ими пользовались многие инженеры.

Альбрехту Дюреру приписывается изобретение ронделей, названных им бастеями: это обширные постройки, имевшие сверху открытую пушечную оборону, а внизу, на дне рва, закрытую, фронтальную и фланговую из прочно построенных и обширных казематов, уязвимых по тому времени для артиллерии лишь со дна рва или разрушаемых только минами. Таких бастей было два типа, отличающиеся деталями. В обоих типах очень много интересных для того времени особенностей строительного характера вроде того, как опирание сводов не на лицевые стены, устройство в лицевых стенах и сводах каналов для вентиляции оборонительных казематов и пр. Вообще же бастеи Альбрехта Дюрера, имея большой выпуск в ров, обеспечивали тем самым сильную фланговую оборону рвов; затем служили важными опорными пунктами ограды; имели в изобилии казематы для жилья гарнизона с приспособлениями для внутренней обороны. Вести атаку на бастей было почти невозможно, тем более, что в то время еще не решались на атаку башен и всегда атаковали стены между ними (куртины) как пункты более слабые. Кроме бастей Альбрехт Дюрер сделал еще 2 особо интересных, имеющих историческое значение предложения: тип круглого форта-заставы и квадратное укрепление.

Круглое укрепление, являющееся прототипом форта-заставы, имело назначением защиту дефиле между утесистыми, недоступными горами и морем. Оно состояло из большого казематированного кольца со двором Д внутри, радиусом в 60 м и окружающего кольца — анвелопы А, к которой примыкала прямолинейная постройка П, преграждавшая дефиле и упиравшаяся в море и в горные утесы. Казематы кольца были расположены в три яруса. Продольная оборона рва, окружающего внутреннее кольцо из казематов поперечных галерей Г (по три в каждую сторону). Во рву же анвелопы устроены настоящие 4 капонира К, отлично обеспеченные от разрушения издали. Сообщение всей постройки с полем — через ворота и по мостам.

Квадратное укрепление Дюрера, спроектированное им в качестве княжеского замка, замечательно тем, что в нем мы находим первообраз полигонального фронта. Укрепление это состояло из замка З, прикрытого оградой О, анвелопой А и гласисом с прикрытым путем, причем ров анвелопы оборонялся фланговым огнем из 12 капониров К, расположенных в углах и посередине, ров же ограды получал такую же оборону из 8 угловых капониров. На этом проекте можно видеть, насколько Дюрер опередил не только своих современников, но инженеров позднейшего времени: главная суть укрепления заключается в его форме и наличии фланкирующих построек, т.е. стремление к полигональному начертанию, которое только через три почти столетия после Дюрера признается вполне целесообразным и получает широкое применение на практике.

В конечном итоге заслуга Альбрехта Дюрера в области эволюции фортификационных форм сводится к тому, что он:

Идея бастей Дюрера нашла себе практическое применение в образе двух ронделей, построенных в начале XVI века: одна — в итальянской крепости Вероне, под названием Делля-Бокара (Della Восаrа), другая — в Шафгаузене — главном городе кантона северной Швейцарии, на реке Рейне последняя представляла собой весьма сильную и остроумно спроектированную постройку, имевшую трехъярусную оборону.

Бастеи и рондели, заменившие собой древние башни, обладали одним существенным недостатком: их закругленная форма не давала возможности давать рвам хорошую фланговую оборону, и во рве, перед ними, по капитали (т.е. средней линии участка ограды) всегда оставалось мертвое пространство, величина которого зависела от расстояния между ронделями, от их выступа вперед и от величины исходящего угла. Этим мертвым пространством мог воспользоваться атакующий, поставив здесь минера или штурмовые лестницы. Та же закругленная форма ронделей давала рассеянный, а не сосредоточенный огонь. Все это заставило инженеров того времени придавать ронделям форму пятиугольника, и при такой форме эти постройки получили название бастионов от итальянского слова «bastionato », обозначавшего всякую выступающую постройку.

Изобретение бастионов некоторые приписывают тому же Дюреру, другие — итальянским инженерам; вернее же всего, что они, будучи изобретены в конце XV века, появились в начале XVI века одновременно в нескольких странах и не были плодом чьей-либо исключительной изобретательности, а развились логически из существа вещей. Популяризация же бастионов и наиболее полная разработка образовавшегося от них бастионного начертания должны быть безусловно приписаны итальянцам, которые в то время первенствовали на фортификационном поприще. Отличаясь от ронделей и бастей по форме, бастионы имели и иное внутреннее устройство: они состояли из земляных валов с каменными одеждами, причем артиллерия их устанавливалась открыто на боковых участках, называвшихся фланками, тогда как передние их части, образовавшие исходящий угол, назывались фасами (от слова facies — лицо, вид, передняя часть здания).

Таким образом к началу XVI века для оград крепостей установилось начертание в виде двух полубастионов, связанных прямолинейным участком, называвшимся куртиной (от итальянского слова curtine — завеса). Такое начертание сделалось господствующим, найдя себе особенных почитателей во Франции, и получило название бастионного фронта, или итальянской системы; последнее название сохранилось благодаря оставшимся литературным памятникам, а главное — постройкам, возведенным итальянскими инженерами во многих странах.

Со времени появления огнестрельного оружия в приемах осады крепостей произошли существенные по сравнению с предшествовавшим периодом изменения. С одной стороны, облегчились задачи атакующего, так как новое оружие производило не только поражение людей и предметов, но и разрушение верков, достигавшееся с известного расстояния; с другой стороны, появление ружей и пушек у обороняющегося затруднило действия атакующего, заставив его удалить свои подготовительные работы (линию обложения, склады, лагери и пр.) и отказаться от деревянных подступных машин, заменив их земляными закрытиями.

Для обеспечения осадных орудий также стали устраивать закрытия из земли и туров. Закрытия эти назывались батареями и устраивались различной профили: горизонтные, углубленные и возвышенные; последним, вследствие достигавшегося ими командования и поражения крепости наклонными выстрелами, отдавалось предпочтение.

Задачи осадной артиллерии при атаке бастионного фронта вышеописанного устройства сводились:

Обычный прием атакующего заключался в том, что он располагался вокруг крепости несколькими лагерями, обеспечивал себя циркуми контрвалационными линиями, устраивал опорные пункты, которые позволяли крепко основаться вокруг осажденной крепости, и выжидал удобного случая для нечаянного нападения или атаки открытой силой. Так как подобные случаи были довольно редки, то чаще прибегали к блокаде.

Блокадные линии состояли из отдельных укреплений, возведенных из камня и дерева (т. н. бастилии), или только из земли (бульвары), соединявшихся между собой траншеями. Такие укрепления были, например, устроены англичанами при осаде Орлеана в 1428 году. Это были квадратные редуты с закругленными выступами на углах, в которых было поставлено по 3 орудия и которые служили для перекрестной обороны. Интересной деталью установки этих орудий являются дощатые блиндированные амбразуры, через которые стреляли эти орудия. Циркум- и контрвалационные линии устраивались вообще весьма солидно и усиливались всевозможными укреплениями: горнверками, кронверками, штерншанцами, редутами и т.п.

С усовершенствованием артиллерии и увеличением ее численности от блокады перешли к постепенной атаке, которую вели при бастионном фронте на куртину. Дальность тогдашнего действительного артиллерийского огня была около 200 м; поэтому брешьбатарею против куртины и контрбатареи против фланков располагали в расстоянии от 280 до 490 м от верков. Каждая батарея строилась на 3 или 4 орудия, так что всего на один фронт приходилось от 9 до 12 орудий. Спереди и по сторонам батарей строились окопы. Для демонстрации обыкновенно вместо одной велось две атаки на два фронта. Постройка батарей длилась очень долго, так как они легко могли атаковаться вылазками и разрушаться; кроме того орудия были очень тяжелые и подвоз их также отнимал много времени.

Вместо прежних деревянных подступных машин, от которых пришлось отказаться, стали устраивать земляные подступы (апроши). Подступы в виде рвов впервые были применены в Столетнюю войну англичанами в 1418 году при осаде Руана и французами в 1420 году при осаде Мелюна. Подступы вели преимущественно против куртины зигзагами или змееобразно, не связывая между собой траншеями, как это стали делать позднее.

Вследствие малой меткости наклонной стрельбы с высоких валов артиллерия сначала приносила мало пользы обороне и давала преимущество атакующему. Обороняющемуся приходилось понижать валы, устраивать наружные постройки, организовать заблаговременно или в период осады ряд внутренних вспомогательных построек (ретраншаменты и др.) — все это для того, чтобы заставить противника пробивать несколько брешей, делать несколько обвалов, строить несколько батарей, штурмовать ряд верков, притом в крайне неблагоприятной обстановке, усугубляемой весьма энергично веденными контрапрошами (противоподступами) и вылазками, успех которых обеспечивался отсутствием у атакующего опорных пунктов и растянутой линии атаки. Значение вылазок привело к изобретению прикрытого пути. Когда же артиллерия усовершенствовалась, а для отражения вылазок стали в подступах создавать завороты и в параллелях устраивать редуты и особенно, когда участие в обороне стал принимать один гарнизон без жителей, к этому активному средству обороны стали прибегать реже. Штурм обычно отражался сначала энергичным артиллерийским и ружейным огнем, потом холодным оружием. Бреши оборонялись настолько энергично (портились, подрывались, покрывались всякого рода препятствиями), что надолго еще оттягивали оборону и давали даже время устраивать ретраншаменты.

Пороховые мины как для атаки, так и для обороны получили применение к концу XV века. Минной атаке противопопоставлялись контрмины, готовые, т.е. устроенные заблаговременно, или устраиваемые в период осады. Невзирая на частое применение мин, действие их было не всегда успешно, что объясняется неумением еще тогда правильно определять величины зарядов; их не вычисляли, как позднее, по формулам, а брали наугад, ощупью, исключительно на основании раньше произведенных взрывов.

Хотя русские еще до введения огнестрельного оружия укрепляли свои города, обнося их земляными и деревянными оградами, для чего имелись известные строители, именуемые в летописях городниками (строители оград) и мостниками (строители мостов), но для возведения каменных оград, продолжавших строиться после введения огнестрельного оружия, приходилось обращаться к иностранным руководителям.

Первыми наставниками русских в искусстве возведения каменных оград были греки. Затем, начиная с половины XII века, так называемые «иноземнии мастери» (по-видимому, немецкие строители). В XIV веке Дмитрий Донской пригласил в Россию иностранных архитекторов, сведущих в военном зодчестве, которые именуются в летописях розмыслами. При их помощи была укреплена Москва каменными стенами со стрельницами и башнями. При Иоанне III и его преемнике приглашены были в тогдашнюю Московию иностранные строители: Антон Фрязин ( 1469 г.), Аристотель Фиоравенти из Болоньи ( 1475 г.), Петр-Антоний Фрязин ( 1490 г.), Петр-Французский Фрязин ( 1508 г.), Фрязин Иван ( 1508 г.) и др. Согласно летописи все они были строителями московского Кремля; кроме того Аристотель построил новгородский Кремль, Петр-Французский Фрязин окончил каменную ограду Нижнего Новгорода, Петр-Антоний Фрязин вывел стены Китай-города в Москве, Фрязин Иван исправил стены псковского Кремля. Все эти работы выполнялись главным образом в начале XV века, причем летописцы называют этих иноземных строителей каменными, палатными, стенными мастерами и муролями. Первое название, общее всем строителям, показывает, что они занимались исключительно постройкой каменных строений; что же касается деревянных построек, то русские вовсе не нуждались в иноземных руководителях. Разница в названиях палатных и стенных мастеров, или муролей как бы показывает, что первые из них занимались исключительно возведением гражданских построек, а вторые — оборонительных оград. Позднее иноземные строители, приезжавшие в Россию для производства военных и других сооружений, получили в летописях и официальных актах название горододельцев, городовых мастеров. Звание же «инженера» появляется впервые по отношению к иностранным строителям при Алексее Михайловиче.

В начале века только английская и османская армия как-то походили на регулярные, и то достигалось это лишь модификацией, а не отменой старой системы феодального ополчения.

Английская армия набиралась по системе контрактования, основы которой заложил еще Эдуард III. Любой рыцарь или барон, обладавший достаточным влиянием, средствами или умением, заключал с королем контракт, согласно которому обязывался снарядить для зарубежных кампаний армию оговоренной численности. Помимо выплат из королевской казны, рыцарей и их армии привлекала перспектива грабежей. Как правило, в любой данный момент довольно много солдат, подчинявшихся английскому королю и высшей знати, сражались в местных конфликтах во Франции, а также на шотландской границе. Таким образом, в Англии образовался резерв опытных солдат, с радостью готовых встать под знамена короля и по первому же призыву отправляться воевать на север или за Ла-Манш.

Османские султаны пока старались по возможности избегать установления наследственных феодальных отношений. Главный упор они делали на дарование новых земель, завоеванных в Европе и Азии, особо отличившимся военачальникам. Следовательно, вельможа, снарядивший для султана крупную боеспособную армию, мог надеяться принять участие в дележе покоренных земель. Таким же образом молодые честолюбивые воины имели шанс разбогатеть и обзавестись землей, если, конечно, сумеют отличиться в сражениях. В результате султан мог без малейших затруднений собрать великолепную, горящую энтузиазмом армию; стимул в его распоряжении находился чрезвычайно мощный.

Турецкие армии были преимущественно конными; феодальное ополчение состояло, в основном, из легкозащищенных лучников, или пикинеров, напоминающих страдиотов. Ополченцы эти являлись опытными солдатами, и хотя выстоять против тяжелой европейской кавалерии не могли, недостаток ударной мощи частично возмещался преимуществом в подвижности и маневренности. Ядро турецкой армии составляли отряды специально обученной и дисциплинированной янычарской пехоты (в этом веке численность их не превышала десяти тысяч), а также конная гвардия султана. Эти кавалерийские гвардейцы были пикинерами; доспехами они снаряжались несколько более тяжелыми, нежели феодальное конное ополчение. Кроме того, в состав турецкой армии входило много нерегулярных частей легкой кавалерии и пехоты, полезных для разведки и преследования, но никак не в генеральных сражениях.

В Западной Европе — и особенно в охваченной войной Франции — родовитая знать и короли, когда надо было обеспечить преемственность и профессионализм, недоступные краткосрочному феодальному ополчению, полагались исключительно на отряды наемников. Однако в мирное время эти вольные отряды, как их называли, представляли собой смертельную угрозу — жгли, грабили и убивали без всякого разбора. Феодальному ополчению с ними было не справиться, так что правители пытались как-то выманить наемников из страны или нанимать для таких зарубежных походов, где имелся шанс обеспечить достаточно трофеев, чтобы оплатить их услуги.

Насколько известно, способ бороться с вольными отрядами предложили королю Франции Карлу VII коннетабль Карл Артюр де Ришемон13931453, герцог Бретонский, а также ряд других советников; для этого следовало организовать регулярную армию. Составляли ее отряды тяжелых всадников; поначалу общая численность их была 1 тысяча 500 — 1 тысяча 800 человек; потом, при Людовике XI, она перевалила за 3 тысячи. В каждом отряде, командирами которых назначались особо опытные и надежные военные, было от 30 до 100 отделений; под конец Столетней войны таких отрядов насчитывалось уже 25–30. Каждое отделение состояло из рыцаря, или тяжелого всадника (во Франции они назывались жандармами), оруженосца, двух лучников и двух пажей или слуг (один для жандарма и оруженосца, один — для лучников). Жандарм и оруженосец снаряжались по нормам тяжелой кавалерии того времени; лучники первоначально были верховыми пехотинцами, но с течением времени их боевые функции стали приближаться к ролям жандармов или оруженосцев (хотя пики на вооружении у них встречались редко). Слуги или пажи, как правило, были очень молоды и непосредственного участия в боевых действиях не принимали; они могли использоваться только как фуражиры, разведчики и караульные. Платили им всем весьма прилично и на снабжение провиантом не скупились, а потому им не было нужды грабить. Верны они были исключительно королю.

Расквартировывались отряды эти в самых различных регионах Франции (в Пуату в 1445– 1446 гг. дислоцировались три отряда — в 30, 60 и 100 отделений), и в них вливались немало солдат из вольных отрядов как коллективно, так и поодиночке. Больше половины среди командиров регулярных отрядов являлись иностранцами. Они быстро установили законность и порядок, а оставшиеся наемники покинули Францию, в основном, направившись в Италию, наниматься к кондотьерам.

В Италии уже некоторое время длился, хотя и более постепенный, процесс установления контроля над подразделениями наемников, и кондотьеры из своего рода предпринимателей на военной ниве мало-помалу превращались в военачальников, привязанных контрактом к определенному государству.

Организация таких регулярных отрядов прозвучала погребальным колоколом по феодализму как военной и социальной системе; можно сказать, именно с них начинает отсчет постановка военного дела на профессиональные рельсы. Менее успешной была единовременная ( 1448 г.) попытка французов организовать централизованное полупостоянное ополчение численностью в 8 тысяч человек (при Людовике XI — вдвое большее). Звали таких ополченцев свободными лучниками — потому что первоначально вооружение их составляли луки, и они были освобождены от уплаты налогов. В этом заключался еще один шаг в сторону от феодализма (и командующие ополчением офицеры благородного происхождения не скрывали своего недовольства), но из-за недостатков в обучении, управлении и принципах набора свободные лучники оказались неэффективны и после позорного разгрома при Гингейте (или Гинегате; в Артуа) в 1479 году были расформированы.